1001 ночь. Арабские сказки

Книга тысячи и одной ночи

 

 

Рассказ первого старца

 

примечания в квадратных скобках [   ]

 

Знай, о ифрит, – сказал тогда старец, – что эта газель – дочь моего  дяди и как бы моя плоть и кровь. Я женился на ней, когда она была совсем
юной, и прожил с нею около тридцати лет, но не имел от нее ребенка; и
тогда я взял наложницу, и она наделила меня сыном, подобным луне в полнолуние, и глаза и брови его были совершенны по красоте! Он вырос, и  стал большим, и достиг пятнадцати лет; и тогда мне пришлось поехать в  какой-то город, и я отправился с разным товаром. А дочь моего дяди, эта  газель, с малых лет научилась колдовству и волхвованию, и она превратила  мальчика в теленка, а ту невольницу, мать его, в корову и отдала их пастуху.
Я приехал спустя долгое время из путешествия и спросил о моем ребенке
и его матери, и дочь моего дяди сказала мне: “Твоя жена умерла, а твой
сын убежал, и я не знаю, куда он ушел”. И я просидел год с печальным
сердцем и плачущими глазами, пока не пришел великий праздник Аллаха [8],
и тогда я послал за пастухом и велел ему привести жирную корову. И пастух привел жирную корову (а это была моя невольница, которую заколдовала  эта газель), и я подобрал полы и взял в руки нож, желая ее зарезать, но  корова стала реветь, стонать и плакать; и я удивился этому, и меня взяла  жалость. И я оставил ее и сказал пастуху:

“Приведи мне другую корову”.

Но дочь моего дяди крикнула:

“Эту зарежь! У меня кет лучше и жирнее ее!”

И я подошел к корове, чтобы зарезать ее, но она заревела, и тогда я поднялся и приказал тому пастуху зарезать ее и ободрать. И пастух зарезал и ободрал корову, но не нашел ни мяса, ни жира – ничего, кроме кожи и костей. И я раскаялся, что зарезал корову, но от моего раскаянья не было
пользы, и отдал ее пастуху и сказал ему:

“Приведи мне жирного теленка!”

И пастух привел мне моего сына; и когда теленок увидел меня, он оборвал  веревку и подбежал ко мне и стал об меня тереться, плача и стеная. Тогда меня взяла жалость, И я сказал пастуху:

“Приведи мне корову, а его оставь”.

Но дочь моего дяди, эта газель, закричала на меня и сказала:

“Нaдо непременно зарезать этого теленка сегодня: ведь сегодня – день святой и благословенный, когда режут только самое хорошее животное, а среди на-
ших телят нет жирнее и лучше этого!”

“Посмотри, какова была корова, которую я зарезал по твоему приказанию, – сказал я ей. – Видишь, мы с ней обманулись и не имели от нее никакого проку, и я сильно раскаиваюсь, что зарезал ее, и теперь, на этот раз, я не хочу ничего слышать о том, чтобы зарезать этого теленка”.

–  “Клянусь Аллахом великим, милосердным, милостивым, ты непременно зарежешь его в этот священный день, а если нет, то ты мне не муж и я тебе не
жена!” – воскликнула дочь моего дяди.

И, услышав от нее эти тягостные  слова и не зная о ее намерениях, я подошел к теленку и взял в руки  нож…”

Но тут застигло Шахразаду утро, и она прекратила дозволенные речи.

И сестра ее воскликнула:

“О сестрица, как твой рассказ прекрасен, хо-
рош, и приятен, и сладок!”

Но Шахразада сказала:

“Куда этому до того, о чем я расскажу вам в
следующую ночь, если буду жить и царь пощадит меня!”

И царь тогда про себя подумал:

“Клянусь Аллахом, я не убью ее, пока
не услышу окончания ее рассказа!”

Потом они провели эту ночь до утра обнявшись, и царь отправился вершить суд, а везирь пришел к нему с саваном под мышкой. И после этого  царь судил, назначал и отставлял до конца дня и ничего не приказал везирю, и везирь до крайности изумился.

А затем присутствие кончилось, и царь Шахрияр удалился в свои покои.

Вторая ночь

Когда же настала вторая ночь, Дуньязада сказала своей сестре Шахразаде:

“О сестрица, докончи свой рассказ о купце и духе”.

И Шахразада ответила:

“С любовью и удовольствием, если мне позволит
царь!”

И царь молвил:

“Рассказывай!”

И Шахразада продолжала:

“Дошло до меня, о счастливый царь и справедливый повелитель, что когда старик хотел зарезать теленка, его сердце  взволновалось, и он сказал пастуху:

“Оставь этого теленка среди скотины”.

(А все это старец рассказывал джинну, и джинн слушал и изумлялся
его удивительным речам.) “И было так, о владыка царей джиннов, – продолжал владелец газели, – дочь моего дяди, вот эта газель, смотрела и видела и говорила мне:

“Зарежь теленка, он жирный!”

Но мне было не легко его зарезать, и я велел пастуху взять теленка, и пастух взял его и ушел с  ним.

А на следующий день я сижу, и вдруг ко мне приходит пастух и говорит:

“Господин мой, я тебе что-то такое скажу, от чего ты обрадуешься, и мне за приятную весть полагается подарок”.

– “Хорошо”, – ответил я;

и пастух  сказал:

“О купец, у меня есть дочка, которая с малых лет научилась колдовству у одной старухи, жившей у нас. И вот вчера, когда ты дал мне теленка, я пришел к моей дочери, и она посмотрела на теленка и закрыла себе лицо и заплакала, а потом засмеялась и сказала:

“О батюшка, мало же я
для тебя значу, если ты вводишь ко мне чужих мужчин!”

– “Где же чужие  мужчины, – спросил я, – и почему ты плачешь и смеешься?”

– “Этот теленок, который с тобою, – сын нашего господина, – ответила моя дочь. – Он  заколдован, и заколдовала его, вместе с его матерью, жена его отца. Вот  почему я смеялась; а плакала я по его матери, которую зарезал его отец”.

И я до крайности удивился, и, едва увидев, что взошло солнце” я пришел  тебе сообщить об этом”.

Услышав от пастуха эти слова, о джинн, я пошел с ним, без вина пьяный  от охватившей меня радости и веселья, и пришел в его дом, и дочь пастуха  приветствовала меня и поцеловала мне руку, а теленок подошел ко мне и
стал об меня тереться.

И я сказал дочери пастуха:

“Правда ли то, что ты  говоришь об этом теленке?”

И она отвечала:

“Да, господин мои, это твой  сын и лучшая часть твоего сердца”.

– “О девушка, – сказал я тогда, – если ты освободишь его, я отдам тебе весь мой скот, и вес имущество, и  все, что сейчас в руках твоего отца”.

Но девушка улыбнулась и сказала:

“О господин мой, я не жадна до денег и сделаю это только при двух условиях: первое – выдай меня за него замуж, а второе – позволь мне заколдовать ту, что его заколдовала, и заточить ее, иначе мне угрожают ее козни”.

Услышав от дочери пастуха эти слова, о джинн, я сказал:

“И сверх того, что ты требуешь, тебе достанется весь скот и имущество, находящееся  в руках твоего отца. Что же до дочери моего дяди, то ее кровь для тебя невозбранна”.

Когда дочь пастуха услышала это, она взяла чашку и наполнила ее водой, а потом произнесла над водой заклинания и брызнула ею на теленка,  говоря:

“Если ты теленок по творению Аллаха великого, останься в этом  образе и не изменяйся, а если ты заколдован, прими свой прежний образ с  соизволения великого Аллаха!”

Вдруг теленок встряхнулся и стал человеком, и я бросился к нему и воскликнул:

“Заклинаю тебя Аллахом, расскажи мне, что сделала с тобою и с твоей матерью дочь моего дяди!”

И он поведал мне, что с ними случилось, и я сказал:

“О дитя мое, Аллах послал тебе того, кто освободил тебя и восстановил твое право”.

После этого, о джинн, я выдал дочь пастуха за него замуж, а она заколдовала дочь моего дяди, эту газель, и сказала:

“Это прекрасный образ,  не дикий, и вид его не внушает отвращения”.

И дочь пастуха жила с нами  дни и ночи и ночи и дни, пока Аллах не взял ее к себе, а после ее кончины мой сын отправился в страны Индии, то есть в земли этого купца, с которым у тебя было то, что было; и тогда я взял эту газель, дочь моего  дяди, и пошел с нею из страны в страну, высматривая, что сталось с моим  сыном, – и судьба привела меня в это место, и я увидел купца, который  сидел и плакал. Вот мой рассказ”.

“Это удивительный рассказ, – сказал джинн, – и я дарю тебе треть крови купца”.

И тогда выступил второй старец, тот, что был с охотничьими собаками,  и сказал джинну:

“Если я тебе расскажу, что у меня случилось с моими
двумя братьями, этими собаками, и ты сочтешь мой рассказ еще более удивительным и диковинным, подаришь и ты мне одну треть проступка этого  купца?”

– “Если твой рассказ будет удивительнее и диковиннее – она
твоя”, – отвечал джинн.