1001 ночь. Арабские сказки

Книга тысячи и одной ночи

 

 

Сказка о коварном везире

 

примечания в квадратных скобках [   ]

 

Знай, о царь, – сказал везирь, – что у одного царя был везирь, а у этого царя был сын, который любил охоту и ловлю, и везирь его отца находился с ним. И царь, отец юноши, приказал этому везирю быть с царевичем,
куда бы тот ни отправился. Однажды юноша выехал на охоту, и везирь его
отца выехал с ним, и они поехали вместе. И везирь увидал большого зверя
и сказал царевичу:

“Вот тебе зверь, гонись за ним”.

И царевич помчался  за зверем и исчез с глаз, и зверь скрылся от него в пустыне. И царевич  растерялся и не знал, куда идти и в какую сторону направиться, и вдруг
видит: у обочины дороги сидит девушка и плачет.

“Кто ты?” – спросил ее царевич; и девушка сказала:

“Я дочь царя из
царей Индии, и я была в пустыне, но на меня напала дремота, и я свалилась с коня, и теперь я отбилась от своих и потерялась”.

И, услышав слова девушки, царевич   cжалился над нею и взял ее на спину своего коня, посадив ее сзади, и поехал. И когда они проезжали мимо каких-то развалин, девушка сказала:

“О господин, я хочу сойти за надобностью”, и царевич
спустил ее около развалин.

И девушка вошла туда и замешкалась, и царевич, заждавшись ее, вошел за ней следом, не зная, кто она. И вдруг видит: это – гуль, и она говорит своим детям:

“Дети, я привела вам сегодня  жирного молодца!”

А дети отвечают:

“О матушка, приведи его, чтобы мы наполнили им наши
животы”.

Услышав их слова, царевич убедился, что погибнет, и испугался  за себя, и у него задрожали поджилки. Он вернулся назад; и гуль [15] вышла и увидела, что он как будто испуган и боится и дрожит, и сказала:

“Чего ты боишься?”

– “У меня есть враг, и я боюсь его”, – отвечал царевич.

“Ты говорил, что ты сын паря?” – спросила его гуль; и царевич ответил:

“Да”.

И тогда гуль сказала:

“Почему ты не дашь своему врагу сколько-нибудь
денег, чтобы удовлетворить его?”

– “Он не удовлетворится деньгами, а  только моей жизнью, – отвечал царевич, – и я боюсь за себя. Я человек
обиженный”.

– “Если ты, как ты говоришь, обижен, призови на помощь Аллаха, и он избавит тебя от злобы твоего врага и царевич поднял взор к небу и воскликнул:

“О ты, кто отвечаешь попавшему в беду, когда он зовет
тебя, и устраняешь зло, о боже, помоги мне против моего врага и отврати  его от меня! Поистине, ты властен в том, чего хочешь!”

И когда гуль услыхала его молитву, она удалилась, а царевич отправился к своему отцу и  рассказал ему о поступке везиря; и царь призвал его и убил.

И если ты, о царь, доверишься этому врачу, он убьет тебя злейшим  убийством. Тот, кого ты облагодетельствовал и приблизил к себе, действует тебе на погибель. Он лечил тебя от болезни снаружи чем-то, что ты  взял в руку, и ты не в безопасности от того, чтобы он не убил тебя  вещью, которую ты так же возьмешь в руку”.

“Ты прав, о везирь, – сказал царь Юнан, – как ты говоришь, так и будет, о благорасположенный везирь! Поистине, этот врач пришел как лазутчик, ища моей смерти, и если он излечил меня чем-то, что я взял в руку,  то сможет меня погубить чем-нибудь, что я понюхаю”.

После этого царь Юнан сказал везирю:

“О везирь, как же с ним поступить?”

И везирь ответил:

“Пошли за ним сейчас же, потребуй его, и если  он придет, отруби ему голову. Ты спасешься от его зла и избавишься от
него. Обмани же его раньше, чем он обманет тебя”.

– “Ты прав, о везирь!”
– воскликнул царь и послал за врачом; и тот пришел радостный, не зная,  что судил ему милосердный, подобно тому, как кто-то сказал:

Страшащийся судьбы своей, спокоен будь,
Вручи дела ты тому своп, кто мир простор!
О владыка мой! Ведь случится то, что судил Аллах,
Но избавился ты от того, чего не судил Аллах.
И когда врач вошел к царю, то произнес:

“Не воздал коль я тебе за что благодарностью,
Скажи мне, кому ж стихи и прозу готовил я?
Без просьбы всегда ты мне оказывал милости,
Отсрочек не знал ты в них, не знал извинения.
Так как же славить мне тебя, как и следует,
И как не хвалить тебя и тайно и явно мне?
И вспомню я милости твои: из-за них теперь
Забота легка моя, хоть тяжко спине моей. –
И сказал еще в этом смысле:
К заботам всем повернись спиной
И дела свои поручи судьбе!
Наслаждайся благом немедленным,
И забудешь ты все минувшее.
Ведь немало дней утомительных
Принесут тебе удовольствие.
И творит Аллах, что желает он.
Так не будь же ты из ослушников.
Поручи дела всеблагому ты и премудрому,
От всего земного ты отдых дай душе твоей.
И знай, не так совершится дело, как хочешь ты,
Но лишь так, как хочет судья премудрый, Аллах, всегда.

И еще:

Спокоен будь и весел ты и забудь печаль,
Ведь поистине изведет печаль сердце мудрого.
Рассудительность ни к чему рабам беспомощным, –
Так оставь ее, и пребудешь ты в вечной радости”.

“Знаешь ли ты, зачем я призвал тебя?” – спросил царь врача Дубана.

И  врач ответил:

“Не знает тайного никто, кроме великого Аллаха!”

А царь  сказал ему:

“Я призвал тебя, чтобы тебя убить и извести твою душу”.

И врач Дубан до крайности удивился и спросил:

“О царь, за что же ты  убиваешь меня и какой я совершил грех?”

– “Мне говорили, – отвечал царь,
– что ты лазутчик и пришел меня убить, и вот я убью тебя раньше, чем ты  убьешь меня”.

Потом царь крикнул палача и сказал:

“Отруби голову этому обманщику и  дай нам отдых от его зла!”

– “Пощади меня – пощадит тебя Аллах, не убивай меня – убьет тебя Аллах”, – сказал тогда врач и повторил царю эти
слова, подобно тому, как и я говорил тебе, о ифрит, но ты не щадил меня  и хотел только моей смерти.

И царь Юнан сказал врачу Дубану:

“Я не в безопасности, если не убью  тебя: ты меня вылечил чем-то, что я взял в руку, и я опасаюсь, что ты
убьешь меня чем-нибудь, что я понюхаю, или чем другим”.

– “О царь, –  сказал врач Дубан, – вот награда мне от тебя! За хорошее ты воздаешь  скверным!”

Но царь воскликнул:

“Тебя непременно нужно убить, и не откладывая!”

И тогда врач убедился, что царь несомненно убьет его, он заплакал и пожалел о том добре, которое он сделал  недостойным его, подобно  тому, как сказано:

Поистине, рассудка у Меймуны нет,
Хотя отец ее рожден разумным был.
Кто ходит по сухому иль по скользкому
Не думая, – наверно поскользнется тот.

После этого выступил вперед палач, и завязал врачу глаза, и обнажил  меч, и сказал:

“Позволь!”

А врач плакал и говорил царю:

“Оставь меня –  оставит тебя Аллах, не убивай меня – убьет тебя Аллах. – И он произнес:

Правдив, но несчастен я – обманщики счастливы, –
И ввергнут правдивостью я в дом унижения.
Уж в жизни не буду я правдивым, а коль умру –
Кляните правдивых вы на всяких языках”.

Затем врач сказал:

“О царь, вот награда мне от тебя! Ты воздаешь мне
воздаянием крокодила”.

– “А каков рассказ о крокодиле?” – спросил царь,
но врач сказал;

“Я не могу его рассказать, когда я в таком состоянии.
Заклинаю тебя Аллахом, пощади меня – пощадит тебя Аллах!”

И врач разразился сильным плачем, и тогда поднялся кто-то из приближенных царя и  сказал:

“О царь, подари мне жизнь этого врача, так как мы не видели,  чтобы он сделал против тебя преступления, и видели только, как вылечил  тебя от болезни, не поддававшейся врачам и лекарям”.

“Разве вы не знаете, почему я убиваю этого врача? – сказал царь. –
Это потому, что, если я пощажу его, я несомненно погибну. Ведь тот, кто  меня вылечил от моей болезни вещью, которую я взял в руку, может убить  меня чем-нибудь, что я понюхаю. Я боюсь, что он убьет меня и возьмет за
меня подарок, так как он лазутчик и пришел только затем, чтобы меня  убить. Его непременно нужно казнить, и после этого я буду за себя спокоен”.

“Пощади меня – пощадит тебя Аллах, не убивай меня – убьет тебя Аллах!” – сказал врач, но, убедившись, о ифрит, что царь несомненно его  убьет, он сказал:

 

“О царь, если уж моя казнь неизбежна, дай мне отсроч-
ку: я схожу домой и накажу своим родным и соседям похоронить меня, и  очищу свою душу, и раздарю врачебные книги. У меня есть книга, особая из  особых, которую я дам в подарок тебе, а ты храни ее в своей сокровищнице”.

– “А что в ней, в этой книге?” – спросил царь врача, и тот ответил:

“В ней есть столько, что и не счесть, и самая малая из ее тайн – то, что  когда ты отрежешь мне голову, повернешь три листа и прочтешь три строки  на той странице, которая слева, моя голова заговорит с тобой и ответит
на все, о чем ты ее спросишь”.

И царь изумился до крайности и затрясся от восторга и спросил:

“О  мудрец, когда я отрежу тебе голову, она со мной заговорит?”

– “Да, о  царь”, – сказал мудрец.

И царь воскликнул: “Это удивительное дело!”

Потом он отпустил врача под стражей, и врач пошел домой и сделал свои  дела в тот же день, а на следующий день он пришел в диван, и пришли все  эмиры, везири, придворные, наместники и вельможи царства, и диван стал
точно цветущий сад. И вот врач пришел в диван и встал перед царем между  двумя стражниками, и у него была старая книга и горшочек с порошком.

И  врач сел и сказал:

“Принесите мне блюдо”, – и ему принесли блюдо, и он
высыпал на него порошок, разровнял его и сказал:

“О царь, возьми эту  книгу, но не раскрывай ее, пока не отрежешь мне голову, а когда отрежешь, поставь ее на блюдо и вели ее натереть этим порошком, и когда ты  это сделаешь, кровь перестанет течь. А потом раскрой книгу”.

И царь Юнан  приказал отрубить врачу голову и взял от него книгу, и палач встал и отсек голову врача, и голова упала на середину блюда. И царь натер голову  порошком, и кровь остановилась, и врач Дубан открыл глаза и сказал:

 

“О  царь, раскрой книгу!”

И царь раскрыл ее и увидел, что листы слиплись, и
тогда он положил палец в рот, смочил его слюной и раскрыл первый листок  и второй и третий, и листки раскрывались с трудом. И царь перевернул  шесть листков и посмотрел на них, но не увидел никаких письмен и сказал
врачу:

“О врач, в ней ничего не написано”.

– “Раскрой еще, сверх этого”,
– сказал врач; и царь перевернул еще три листка, и прошло лишь немного  времени, и яд в одну минуту распространился по всему телу царя, так как  книга была отравлена.

И тогда царь затрясся и крикнул:

“Яд разлился во  мне!”

А врач Дубан произнес:

“Землей они правили, и было правленье их
Жестоким, но вскоре уж их власти как не было.
Будь честны они, и к ним была бы честна судьба;
За зло воздала она злом горя и бедствия.
И ныне язык судьбы всем видом вещает их:
Одно за другое; нет упрека на времени”.

И когда голова врача окончила говорить, царь тотчас же упал мертвый.

Знай же, о ифрит, что если бы царь Юнан оставил в живых врача Дубана,  Аллах, наверное, пощадил бы его; но он не захотел и искал его смерти, и  Аллах убил его.

Если бы ты, о ифрит, пощадил меня, Аллах, наверное, пощадил бы тебя…”

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестая ночь

Когда же настала шестая ночь, ее сестра Дуньязада сказала:

“Докончи  твой рассказ”.

И Шахразада ответила:

“Если позволит мне царь”.

“Говори”, – сказал царь.

И она сказала:

“Дошло до меня, о счастливый царь, что рыбак сказал ифриту:

“Если бы  ты пощадил меня, я бы пощадил тебя, но ты не хотел ничего, кроме моей  смерти, и вот я тебя убью, заключив в этот кувшин, и брошу в море”.

 

И  тут ифрит закричал и воскликнул:

“Заклинаю тебя Аллахом, о рыбак, не делай этого! Пощади меня и не взыщи с меня

За мой поступок. Если я был злодеем, то будь ты благодетелем; ведь говорится в ходячих изречениях:

“О благодетельствующий злому, достаточно  со злодея и деяния его”. Не делай так, как сделала Умама с Атикой”. –

“А что сделала Умама с Атикой?” – спросил рыбак.

И ифрит ответил:

“Не время теперь рассказывать, когда я в этой
тюрьме! Если ты меня отпустишь, я расскажу тебе об этом”.

“Оставь эти речи, – сказал рыбак, – ты непременно будешь брошен в море, и нет никакой надежды, что тебя когда-нибудь оттуда извлекут. Я тебя  просил и умолял, но ты хотел только моей смерти, без вины, заслуживающей
этого, хотя я тебе не сделал зла, – я оказал тебе только благодеяние,  освободив из тюрьмы; и когда ты со мной все это сделал, я узнал, что ты  поступаешь скверно. И знай, что я брошу тебя в море; а чтобы всякий, кто  тебя выловит, кинул обратно, я расскажу, что у меня с тобой было, и предостерегу его. И ты останешься в этом море до конца времени, пока не погибнешь”.

“Отпусти меня, – сказал ифрит. – Теперь время быть великодушным, и я  обещаю тебе, что никогда ни в чем тебя не ослушаюсь и помогу тебе  чем-то, что тебя обогатит”.

И тогда рыбак взял с ифрита обещание, что тот, если он его отпустит,  не станет ему вредить, а сделает ему добро, и, заручившись его обещанием  и заставив его поклясться величайшим именем Аллаха, открыл кувшин. И дым
пошел вверх, и вышел целиком, и стал настоящим ифритом.

Ифрит толкнул  ногой кувшин и кинул его в море. И когда рыбак увидал, что ифрит бросил  кувшин в море, он убедился в своей гибели и наделал себе в платье и
воскликнул:

“Это нехороший признак!”

Потом он укрепил свое сердце и сказал:

“О ифрит, Аллах великий сказал: “Исполняйте обещание”. Поистине, об  обещании будет спрошено, а ты обещал мне и поклялся, что не обманешь меня, не то обманет тебя Аллах, ибо он преревнив и дает отсрочку, но не  прощает. Я ведь говорил тебе то же, что врач Дубан говорил царю Юнану:

“Пощади меня – пощадит тебя Аллах!”

И ифрит засмеялся и пошел впереди  рыбака и сказал ему: “О рыбак, следуй за мной!”

И рыбак пошел позади ифрита, не веря в спасение. И ифрит шел, пока  ни не вышли за город, и он поднялся на гору и спустился в обширную равнину, и вдруг они оказались у пруда с водой. И ифрит спустился в середину пруда и сказал рыбаку:

“Следуй за мною!”

И рыбак последовал за ним на  середину пруда, а ифрит остановился и приказал рыбаку закинуть сеть и  ловить рыбу. И рыбак посмотрел в пруд и увидал там рыб разного цвета:  белых, красных, голубых и желтых – и удивился этому. Потом он вынул сеть  и забросил ее, и вытянул, и нашел в ней четырех рыб, и все были разноцветные.

И, увидав их, рыбак обрадовался, а ифрит сказал ему:

“Пойди с  ними к султану и поднеси их ему, и он даст тебе довольно, чтобы тебя  обогатить. И, ради Аллаха, прими мое извинение: поистине, я не знаю сейчас ни в чем пути, так как я в этом море уже тысячу восемьсот лет и увидел поверхность земли только сию минуту. И не лови здесь рыбы больше раза в день”.

И ифрит простился с рыбаком и сказал:

“Не дай мне Аллах тосковать по  тебе”, – и потом ударил ногой об землю, и земля расступилась и поглотила
его; а рыбак пошел в город, изумляясь тому, что случилось у него с ифритом и как все это было.

И он взял рыбу и, придя в свое жилище, принес лоханку, наполнил ее  водой и положил туда рыбу, и рыба забилась в воде. А потом рыбак поставил лоханку на голову и направился с нею в царский дворец, как велел ему
ифрит. И когда он пришел к царю и предложил ему рыбу, царь до крайности  удивился рыбе, которую ему предложил рыбак, так как в жизни не видал рыбы, подобной этой по образу и виду.

“Отдайте эту рыбу девушке-стряпухе”, – сказал он (а эту девушку подарил ему три дня назад царь румов, и он еще не испытал ее в стряпне); и  везирь приказал ей изжарить рыбу и сказал:

“О девушка, царь говорит тебе:

“О слезинка, мы испытываем тебя, лишь будучи в затруднении! Покажи  же нам сегодня твое искусство и умение стряпать: к султану кто-то пришел
с подарком”.

Потом везирь вернулся к султану, дав наставление девушке, и царь велел ему выдать рыбаку четыреста динаров. И везирь выдал их рыбаку, и тот  спрятал деньги в полу халата и бегом побежал домой, падая, вставая и  спотыкаясь, и он думал, что это сон. И затем он купил для своего семейства все нужное и пошел к жене, веселый и радостный.

Вот что случилось с рыбаком.

А с девушкой произошло следующее. Она  взяла рыбу, очистила ее и подвесила сковородку над огнем, а потом бросила на нее рыбу. И лишь только рыба подрумянилась с одной стороны, девушка перевернула ее на другою сторону, – и вдруг стена кухни раздвинулась,  и из нее вышла молодая женщина с прекрасным станом, овальными щеками,  совершенными чертами и насурьмленными глазами, и одета она была в шелковый платок с голубой бахромой, в ушах ее были кольца, а на запястьях –  пара перехватов, и на пальцах – перстни с драгоценными камнями, и в руке  она держала бамбуковую трость. И женщина ткнула тростью в сковородку и  сказала:

“О рыбы, соблюдаете ли вы договор?”

И, увидев это, стряпуха обмерла, а женщина повторила эти слова во второй и третий раз, – и рыбы  подняли головы со сковородки и сказали ясным языком:

“Да, да, – и затем  произнесли:

Вернешься – вернемся мы; будь верной – верпы и мы,
А если покинешь нас, мы сделаем так же…”

И тогда женщина перевернула сковородку и вошла в то же место, откуда  вышла, и стена кухни сдвинулась, как раньше.

И после этого стряпуха очнулась от обморока и увидела, что четыре рыбы сгорели и стали как черный уголь, и воскликнула:

“С первого же набега  сломалось его копье” [16], – и снова упала на землю без памяти.

И когда она была в таком состоянии, вдруг вошел везирь, и этот старик  увидел, что девушка, точно старуха, выжившая из ума, не отличает четверга от субботы. Он толкнул ее ногой, и она очнулась и заплакала и сообщила везирю о происшедшем и о том, что случилось; и везирь удивился и сказал:

“Это поистине удивительное дело!”

После этого он послал за рыбаком,  и когда его привели, везирь закричал на него и сказал:

“О рыбак, принеси  нам четыре рыбы, как те, что ты принес!”

И рыбак вышел к пруду, закинул  сеть и вытянул ее, и вдруг видит: в ней четыре рыбы, подобные первым. И  он взял их и принес везирю, а везирь пошел с ними к девушке и сказал:

“Поднимайся и изжарь их при мне, чтобы я сам увидел, как это происходит”.

И девушка встала, приготовила рыбу и, подвесив сковородку, бросила  туда рыбу, но едва рыба оказалась на сковородке, как стена вдруг раздвинулась, и появилась та же женщина в своем прежнем виде, и в руках у нее  была трость. И она ткнула тростью в сковородку и сказала:

“О рыбы, о рыбы, соблюдаете ли вы древний договор?”

И вдруг все рыбы подняли головы и  сказали вышеупомянутый стих, то есть:

“Вернешься – вернемся мы; будь верной – верны и мы,
А если покинешь нас, мы сделаем так же”.

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Седьмая ночь

Когда же настала седьмая ночь, она сказала:

“Дошло до меня, о счастливый царь, что когда рыбы заговорили, женщина  перевернула тростью сковородку и вошла в то же место, откуда вышла, и  стена опять сдвинулась. И тогда везирь поднялся на ноги и воскликнул:

“Такое дело не следует скрывать от царя!” – и пошел к царю и рассказал ему о том, что произошло и что он видел перед собою.

И царь воскликнул:

“Я непременно должен это видеть своими глазами”.

И он послал за рыбаком и велел ему принести четыре рыбы, такие же, как первые, и приставил к нему трех стражников; и рыбак спустился к пруду и тотчас же принес  ему рыб, и царь велел дать ему четыреста динаров, Затем он обратился к  везирю и сказал ему:

“Вставай и изжарь рыб ты сам, здесь, передо мной!”
И везирь отвечал:

“Слушаю и повинуюсь”.

Он принес сковородку и приготовил рыб и, подвесив сковородку над огнем, бросил на нее рыб, – и вдруг
стена раздвинулась, и из нее вышел черный раб, подобный горе или человеку из племени Ад, и в руках у него была ветка зеленого дерева. И раб  сказал устрашающим голосом:

“О рыбы, о рыбы, соблюдаете ли вы древний  договор?”

И рыбы подняли головы со сковородки и ответили:

“Да, да, мы  его соблюдаем.

Вернешься – вернемся мы; будь верен – верны и мы, А если покинешь  нас, мы сделаем так же”.

И раб приблизился к сковородке и перевернул ее веткою, что была у него в руке, и потом он вошел туда же, откуда вышел. И везирь с царем посмотрели на рыб и увидели, что они стали как уголь; и царь, оторопев,  воскликнул:

“О таком обстоятельстве невозможно молчать, и за этими рыбами, наверное, скрывается какое-то дело!”

И он велел привести рыбака и,  когда тот явился, спросил его:

“Горе тебе, откуда эти рыбы?”

И рыбак ответил:

“Из пруда между четырех гор, под той горой, что за твоим городом”.

И тогда царь опять обратился к рыбаку и спросил:

“В скольких днях  пути?”

– “Пути на полчаса, о владыка султан”, – отвечал рыбак; и царь  удивился и велел свите выступать и воинам тотчас же садиться на коней, и  рыбак шел впереди всех, проклиная их. И все поднялись на гору и спустились в такую обширную равнину, которой не видели за всю свою жизнь, и
султан и войска изумлялись. Они увидали равнину и посреди нее пруд между  четырех гор и в пруде рыбу четырех цветов: красную, белую, желтую и голубую. И царь остановился, изумленный, и спросил свою свиту и присутствующих:

“Видел ли кто-нибудь из вас этот пруд?”

И они отвечали:
“Никогда, о царь времени, за всю нашу жизнь”.

И спросил далеко зашедших  в годах, и те отвечали:

Мы в жизни не видели пруда на этом месте”.

И  тогда царь воскликнул:

“Клянусь Аллахом, я не войду в мой город и не сяду на престол моего царства, пока не узнаю об этом пруде и о рыбах!”

И он приказал людям расположиться вокруг этих гор и потом позвал везиря (а это был везирь опытный и умный, проницательный и сведущий в делах) и, когда тот явился, сказал ему:

“Мне хочется что-то сделать, и я  расскажу тебе об этом. Я задумал уйти сегодня ночью один и исследовать,
что это за пруд со странными рыбами, а ты садись у входа в мою палатку и  говори эмирам, везирям, придворным и наместникам и всем, кто будет обо  мне спрашивать:

“Султан нездоров и велел мне никому не давать разрешения
входить к нему”.

И не говори никому о моем намерении”.

И везирь не мог  прекословить царю.

Потом царь переменил одежду, опоясался мечом и взобрался на одну из  гор и шел весь остаток ночи до утра и весь день, и зной одолел его, так  как он прошел ночь и день. После этого он шел и вторую ночь до утра, и  ему показалось издали что-то черное, и царь обрадовался и воскликнул:
“Может быть, я найду кого-нибудь, кто мне расскажет об этом пруде и о  рыбах!”

И он приблизился и увидел дворец, выстроенный из черного камня и выложенный железом, и один створ ворот был открыт, а другой заперт. И царь  обрадовался и остановился у ворот и постучал легким стуком, но не услышал ответа, и тогда он постучал второй раз и третий, но ответа не услы-
хал, и после этого он ударил в ворота страшным ударом, но никто не ответил ему.

“Дворец, наверное, пуст”, – сказал тогда царь и, собравшись с  духом, прошел через ворота дворца до портика и крикнул:

“О жители дворца, тут чужестранец и путешественник, нет ли у вас чего съестного?”

Он  повторил эти слова второй раз и третий, но не услышал ответа; и тогда  он, укрепив свое сердце мужеством, прошел из портика в середину дворца,  но не нашел во дворце никого, хотя дворец был украшен шелком и звездчатыми коврами и занавесками, которые были спущены. А посреди дворца был  двор с четырьмя возвышениями, одно напротив другого, и каменной скамьей  и фонтаном с водоемом, над которым были четыре льва из червонного золота, извергавшие из пасти воду, подобную жемчугам и яхонтам, а вокруг  дворца летали птицы, и над дворцом была золотая сетка, мешавшая им подниматься выше. И царь не увидел никого и изумился и опечалился, так как  никого не нашел, у кого бы спросить об этой равнине, о пруде и о рыбах,
о горах и о дворце. Затем он сел у дверей, размышляя, и вдруг услышал  стон, исходящий из печального сердца, и голос, произносящий нараспев:

Не таю я то, что пришлось снести мне, но явно все,
И сменил теперь я усладу сна на бессонницу.
Судьба моя, ты не милуешь, не щадишь меня.
И душа моя меж мучением и опасностью.
Пожалейте же благородных вы, что унизились
На путях любви, и зажиточных, что бедны теперь.
Ведь когда-то мы к ветру нежному ревновали вас.
Но падет когда приговор судьбы, тогда слепнет взор.
Как же быть стрелку, если вдруг враги ему встретятся?
И стрелу метнуть в них захочет он, но изменит лук?
Коль над юношей соберется вдруг много горестей,
Убежит куда от судьбы своей и от рока он?”

И когда султан услышал этот стон, он поднялся и пошел на голос и оказался перед занавесом, спущенным над дверью покоя. И он поднял занавес и  увидел юношу, сидевшего на ложе, которое возвышалось от земли на локоть,
и это был юноша прекрасный, с изящным станом и красноречивым языком, сияющим лбом и румяными щеками, и на престоле его щеки была родинка, словно кружок амбры, как сказал поэт:

О, как строен он! Волоса его и чело его
В темноту и свет весь род людской повергают.
Не кори его ты за родинку на щеке его:
Анемоны все точка черная отмечает.

И царь обрадовался, увидя юношу, и приветствовал его; а юноша сидел,  одетый в шелковый кафтан с вышивками из египетского золота, и на голове  его был венец, окаймленный драгоценностями, но все же вид его был печален. И когда царь приветствовал его, юноша ответил ему наилучшим при-
ветствием и сказал:

“О господин мой, ты выше того, чтобы пред тобой
вставать, а мне да будет прощение”.

– “Я уже простил тебя, о юноша, –
ответил царь. – Я твой гость и пришел к тебе с важным делом: я хочу,  чтобы ты рассказал мне об этом пруде, о рыбах, и о дворце, и о причине  твоего одиночества в нем и плача”. И когда юноша услышал эти слова, слезы побежали по его щекам, и он горько заплакал, так что залил себе
грудь, а потом произнес:

“Скажите тому, кого судьба поражает:
“Сколь многих повергнул рок и скольких он поднял!
Коль спишь ты, не знает сна глаз зоркий Аллаха,
Чье время всегда светло, чья жизнь длится вечно?..”
Потом он глубоко вздохнул и произнес:
“Ты дела свои вручи владыке всех;
Брось заботы и о думах позабудь.
Не пытай о том, что было, – почему?
Все бывает, как судьба и рок велят”.

И царь удивился и спросил:

“Что заставляет тебя плакать, о юноша?”

И  юноша отвечал:

“Как же мне не плакать, когда я в таком состоянии?” – и,
протянув руку к подолу, он поднял его; и вдруг оказывается: нижняя половина его каменная, а от пупка до волос на голове он – человек. И увидев  юношу в таком состоянии, царь опечалился великой печалью, и огорчился, и
завздыхал и воскликнул:

“О юноша, ты прибавил заботы к моей заботе! Я
хотел узнать о рыбах и об их происхождении, а теперь приходится спрашивать и о них и о тебе. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого,  великого! Поспеши, о юноша, рассказать эту историю!”

“Отдай мне твой слух и взор”, – отвечал юноша.

И царь воскликнул:
“Мой слух и взор здесь!”

И тогда юноша сказал:

“Поистине, с этими рыбами  и со мной произошло удивительное дело, и будь оно даже написано иглами в
уголках глаз оно послужило бы назиданием для поучающихся”.

– “А как это  было?” – спросил царь.